Александр Эткинд
ЧТО ДЕЛАТЬ? ВИДЕТЬ СНЫ



Памятниками американской теме стали главные русские тексты этой эпохи - "Что делать?" Чернышевского и "Бесы" Достоевского. В обоих романах Америка играет важнейшую закадровую роль: другое место, откуда вышли, о котором мечтают, куда исчезают и откуда возвращаются главные действующие лица.

Если русских западников традиционно делили по их симпатиям на англо- и галлофилов, то Чернышевского в его самый продуктивный период - до ареста, почти совпавшего с Гражданской войной в Новом Свете, - следует считать скорее "американистом". Действительно, Америка имела для него особое значение: образец социального прогресса, основанного на знании и Просвещении; пример освобождения рабов и победоносной Гражданской войны; модель, которую он предлагал демократической России. Осведомленность Чернышевского в американских реалиях выразилась в обильной и профессиональной публицистике.(1) Написав немало, трезво и компетентно о рабовладении и Гражданской войне, более интимные свои чувства Чернышевский воплотил в своем знаменитом романе.

Когда Вера Павловна вступает в плотские отношения с другим мужчиной, Лопухов инсценирует самоубийство и уезжает в Америку. Тут на сцену вступает Рахметов, который недавно, как раз накануне собственного отъезда в Америку, пережил свое "перерождение". Оторвавшись от "Толкования на Апокалипсис", Рахметов преподает Вере Павловне новую сексуальную этику; он даже назван в тексте "великим психологом". Согласно Рахметову, естественные желания следует удовлетворять в отличие от неестественных желаний, от которых следует лечиться. Чувство Веры Павловны к ее любовнику является естественным; ревность же есть неестественное чувство, от которого развитый человек должен освободить себя. В сложившейся ситуации развитым людям следовало бы жить всем вместе. "Очень спокойно могли вы все трое жить по-прежнему [...] как-нибудь переместиться всем на одну квартиру [...] только совершенно без всякого расстройства, и по-прежнему пить чай втроем, и по-прежнему ездить в оперу втроем".(2) Со своим героем соглашается автор: "0 сколько наслаждений развитому человеку! Даже то, что другой чувствует как жертву, горе, он чувствует как удовлетворение себе, как наслаждение, а для радостей так открыто его сердце, и как много их у него!" Поразительно, что это говорит тот самый Рахметов - и тот самый Чернышевский, - которых поколения читателей считали примерами революционного аскетизма. Рекомендации не ограничивались ни изображенным в романе адюльтером, ни даже жизнью втроем. Наоборот: "теперь Кирсановы составляют центр уже довольно большого числа семейств [...] живущих так же ладно и счастливо, как они, и точно таких же по своим понятиям". В противоположность тому, что думали поколения читателей, Чернышевский призывал их не к лишениям, а к наслаждениям; не к аскетизму, а, наоборот, к гедонизму, правда очень своеобразному. Прочитав в сибирской ссылке рассказы Захер-Мазоха, Чернышевский считал этого писателя "много выше Флобера".(3) Симпатия была взаимной: Мазох цитировал Чернышевского в Венере в мехах.

В Петербурге Рахметов занимался физкультурой и читал "Толкование на Апокалипсис". Потом он "объехал славянские земли, везде сближался со всеми классами [...] ходил пешком из деревни в деревню". Потом он поехал дальше, через Европу на Запад; "ему "нужно" быть уже в Северо-Американских штатах, изучить которые более "нужно" ему, чем какую-нибудь другую землю [...] но вероятнее, что года через три он возвратится в Россию". Вот этот Рахметов, в тексте романа так и не вернувшийся из Америки, стал моделью для нескольких поколений русских революционеров.(4) Зато вскоре после того, как Вере Павловне приснился ее четвертый сон, из Америки приехал ее первый муж Лопухов. Этот русский стал американцем с французской фамилией, которая теперь произносится по-английски: Лопухов-Бомон-Бьюмонт. Он, вероятно, назван так в честь товарища Токвиля по его знаменитому путешествию в Америку, которого звали Gustave de Beaumont. Так мы приходим к еще одной идентификации Рахметова-невозвращенца: если его товарищ назван в честь товарища Токвиля, не значит ли это, что русский автор, увлекавшийся Демократией в Америке(5) придумал американское путешествие Рахметова по образцу путешествия Токвиля? Хоть ни внешне, ни по своим взглядам Токвиль ничуть не похож на Рахметова, Чернышевский имел право не знать или игнорировать многие подробности.

Важна и генеалогия символического порядка. Вернувшийся в Россию Лопухов воплощает в себе путь утопической мысли, в который верит Чернышевский: русская община как родина социализма - французский социализм Фурье - его осуществление в американских коммунах - возвращение в Россию для подготовки революции. "Почему же вы не начинаете с того, с чего надобно начинать? [...] Это можно, я знаю примеры у нас в Америке", - рассказывает Лопухов-Бьюмонт русским слушательницам. Полны значения и два брака Веры Павловны: первый, лишенный секса, как жизнь шейкеров, и второй, расширяющийся в нечто вроде группового брака, как у библейских коммунистов.

В начале романа благородный Лопухов живет с Верой Павловной в браке, чистом от секса. "Это секта такая", - наблюдая их жизнь, думают люди из народа, но сами Лопуховы такое подозрение энергично отвергают. Их идеалы иные, "святым стариком" герои романа зовут Роберта Оуэна, а если мы узнаем, какую оперу они слушают, то это оказываются "Пуритане". С обвенчавшим их православным священником они говорят об Америке, но в русском контексте: "междоусобная война в Канзасе, предвестница нынешней войны Севера с Югом, предвестница еще более великих событий не в одной Америке, занимала этот маленький кружок". Вероятно, поэтому в своем очередном сне Вера Павловна и обозревала Америку именно из Канзаса. Ее образец - не сектантство, а социализм; не русские обычаи, а американские учения. Они, однако, могут и совпасть между собой.




1. См., например, его детальный обзор американских дел в "Современнике", 1861 (Полное собрание сочинений. М.: ГИХЛ, 1950. Т. 7. С. 909-923), непосредственно предшествовавший "Что делать?".
2. Чернышевский Н.Г. Что делать? С. 227, 233 и 123.
3. Чернышевский Н.Г. Полное собрание сочинений. Т. 15. С. 286. Это неожиданное свидетельство литературных вкусов цитируется в "Даре"; и правда, оно убедительно соответствует тому мазохистскому образу Чернышевского, который выведен в романе Набокова.
4. Как ни любопытна география путешествия Рахметова, она все же менее мистична, чем его хронология. Рахметов пропал вскоре после мнимого самоубийства Лопухова, то есть в 1856 году. За один год он объезжает "славянские земли", за второй год - Францию. "Оттуда за тем же проедет в Англию и на это употребит еще год", третий по счету. Далее, он поедет в Америку, где "останется долго", а оттуда вернется в Россию "года через три-четыре". Итак, Рахметов собирается вернуться в Россию в 1862-1863 годах, во время писания Чернышевским своего романа. Текст кончается футуристическим прогнозом еще на два года вперед, на 1865-й - к этому времени революция уже состоится. Рахметов планирует вернуться через семь лет после своего исчезновения, чтобы сделать революцию на восьмой год. Как на источник своего мистического знания, Чернышевский ссылается на апокалиптические предсказания в толковании Ньютона. Действительно, "Откровение" Иоанна указывает на восьмой день как день конца света, а в Евангелье от Иоанна (20, 26) Христос является воскресшим на восьмой день. В русской литературе символика восьмого дня организует пушкинскую "Сказку о золотом петушке" и - для Чернышевского, возможно, источник более существенный - "Хозяйку", первую повесть Достоевского. Революция равнозначна Страшному суду, концу света, второму пришествию, - или, в данном случае, возвращению Рахметова из Америки.
5. Чернышевский знал о Бомоне, которого Токвиль благодарит во введении к "Демократии в Америке" в выражениях, которые были важны для Чернышевского: "Главной своей задачей господин де Бомон считал необходимость привлечь общественное внимание к рабству" (Токвиль А. Демократия в Америке. М.; Прогресс, 1992. с.35)