“Человеческий закон требует, чтобы в одном теле жил один человек”.
Из письма Волошина Сабашниковой 13 июля 1905г.

Андреа Часовски
БОЛЬШЕ ЧЕМ ОДИН!
(записки одержимого)
Мне бы хотелось поглотить собой многих. Вобрать. Изнасиловать собственной телесной духотой. Мое нутро – огромная арена, праздный цирк. Я представляю манеж и голые тела мужчин и женщин наваленные друг на друга. Огромный мясной ком, подпирающий собой купол. В извивающейся плоти я нахожу знакомые части знакомых мне тел – тех, кто составлял мне компанию в моем отчаянье и был радостным собутыльником в спектаклях радости. Пожалуй, здесь нет места посредственности. Хотел бы я поглотить посредственность? Какое излишнее вопрошание…

Тесто нутра моего. Эти тела – проводники Хаоса. Стоит свершиться чему-то неординарному, выходящему за рамки общепринятого, и они уже готовы взять на себя ответственность, оправдать, приправить восторженными фразами и неточными цитатами. За каждым террористическим актом, за каждым отрицанием ненавистной реальности стоит их радостный гомон. Мне не стоило большого труда привыкнуть к этому голосящему скоплению чужой плоти в своем организме. Да и так ли уж чужда эта плоть? Не плоть ли это от моей плоти? Не кровь ли моей крови?

Ах, этот прекраснодушный Руссо! В своей “Исповеди” он рассказал о “грехе плоти своей”, раскаялся как подросток, застигнутый совестью во время мастурбации. Я бы написал энциклопедию Греха, справочник Деградации, пособие по Низвержению. Я воспел бы похвалу Одержимости… Закон об авторских правах удержит ли меня от написания подобного? Кому из многих-тех-которыми-я-одержим стоит отдать право на авторство? Попробуй найди Их раскрашенное шапито Безумия в открытом Космосе. Они отрубают кометам хвосты и смеются чистейшим смехом праведников, и это – величайшие из грешников! Так чего же тогда стоит вся праведность, и истина, и добродетели?

Что-то слишком много раскрашенных трупов приволок сегодня ночью из музея Изящного мой дворовый пес. До сих пор они назывались произведениями искусства… Не менее раскрашенные трупы собрались вокруг этих мертвых тел и меня. Социальные работники, учителя, врачи, судейские и тюремщики, - их подлинные лица скрывает “озабоченность произошедшим”. Они “обеспокоены” (!), но “спокойствие” отрицают даже мертвые, настойчиво избавляющиеся в своих последних (последних ли?) жилищах от налипших за “жизнь” частей осточертевшей плоти.

Уж не намерена ли собравшаяся публика вылечить одержимого Дьяволом аспирином? Скольких проповедников, облаченных в рясы и в пастырские костюмы, может призвать их разум против моего безумия?

…они живут одновременно и в одном футляре. Я инстинктивно угадываю каждого…